Великий поэт

— История гибели Пушкина долгое время имела однозначную трактовку «поэт — невольник чести». В последнее время перестали скрывать (об этом даже рассказывают в музее на Мойке), что Пушкин сам довольно жестко преследовал Жоржа Шарля Дантеса, а тот как раз старался избежать дуэли хотя бы потому, что она грозила ему высылкой.

— Поединок состоялся, потому что Пушкин его жаждал. А вот почему жаждал — тут возможны разные трактовки: от неприязненного отношения к Дантесу до желания наконец покинуть этот мир. Всё сошлось. Читая об этих событиях, невозможно отделаться от ощущения тайны, которая вот-вот будет поймана, да не ловится. Множество мемуарных свидетельств, легенд, письма, дневники, страницы следственного дела, запоздалые признания. Окончательного ответа как не было, так и нет. Кроме, быть может, понимания, что Дантес не провоцировал дуэль, а, напротив, старался замять дело. А Николай I не выступал тайным подстрекателем, каким его хотела видеть советская пушкиниана. Еще раньше стало понятно, что [жена Пушкина] Наталия Николаевна не была бездушной светской красавицей и не поощряла ухаживания Дантеса, хотя в семье с влюбчивым в других дам и ревнивым к ней мужем приходилось несладко. И всё же тайна была. Заметьте, в мемуарах [начальника III отделения императорской канцелярии Александра] Бенкендорфа, «безусловно благородного человека», по выражению самого Пушкина, имя поэта не упомянуто ни разу. В данном случае умолчание говорящее. Либо у главы III отделения не было возможности обобщить всю информацию и дать непротиворечивую картинку произошедших событий. Либо присутствовали сведения, которые он не мог разгласить.

Дело Пушкина выходило за границы светской ссоры из-за жены-красавицы. Пока в центре внимания будет сам поэт и его семья, мы ничего не поймем. Исследователи же, как зачарованные, вращаются в кругу одних и тех же документов. К ним давно пора добавить сведения из области международных отношений того времени. Ведь [приемный отец Дантеса Луи] Геккерн — голландский посол, а Голландия — плацдарм для русского присутствия в Европе. Тогда история с дуэлью зазвучит по-иному. Правда, окажется, что Пушкин в ней — не главная цель, а сопутствующий ущерб. Но таковы люди, затеявшие провокацию: ни поэт, ни царь, ни вообще любая человеческая душа для них не имели цены.

— Эта версия представляется вполне рабочей, тем более что некоторые исследователи полагают, будто бы Дантес был внебрачным сыном [пасынка Наполеона, вице-короля Италии] Евгения Богарне, а о темпераменте Пушкина ходили легенды. В книге «Повседневная жизнь пушкинской Одессы», исследуя конфликт поэта с генерал-губернатором Михаилом Воронцовым, вы пишете о том, что молодой литератор упорно создавал имидж байронического героя, дерзил начальству, подначивал светское общество и разгуливал по городу в феске и с какой-то странной тростью. Насколько эта его легенда способствовала славе?

— Безусловно, способствовала. Именно для создания романтического образа поэта-страдальца, невинно сосланного, обиженного правительством, и нужны были многие эпатажные шаги. Например, прогулки с железной палкой вместо трости, чтобы тренировать руку: «Вернусь и вызову на поединок всех врагов». Или ежеутренняя стрельба в стену по приколотым булавкой бумажкам с именами неприятелей. Но опять же сам Пушкин в молодые годы чувствовал себя байроническим героем. Так что перед нами обман без обмана. Он сознательно лепил «москвича в Гарольдовом плаще» из, по его собственному выражению, «простого доброго малого». [Поэт, литературный критик, историк] Петр Вяземский писал, что в реальности Пушкин не собирался никого убивать: напишет эпиграмму, вставит в «Онегина» неприятные для обидчика строки и считает себя отмщенным. Другой вопрос, что созданный образ соответствовал вкусам читающей публики и помогал продавать стихи.

Недаром, как только Пушкин «помирился» с правительством и лживые друзья вроде [поэта и литературного критика] Павла Катенина заговорили, будто он «продался» новому императору, как интерес читателей стал угасать, и тиражи упали. В этом смысле интересны попытки провоцировать скандалы со двором и высказывать (не в глаза, конечно, а в личной переписке с друзьями) претензии Николаю I. То почту вскрыли, то «камер-юнкерский мундир» надели, то за Наталией Николаевной ухаживают свыше. А царь в это время, что называется, ни сном ни духом. И искренне не понимает, на что Пушкин обиделся, чего добивается. Как ни больно признать: интереса к своей персоне, повышения тиражей, достатка, наконец. Скандал двигает рекламу. Нам сейчас это куда понятнее, чем запутанные истории со светскими недоброжелателями. Последние, безусловно, были — чем ярче человек, тем больше у него врагов. Но превращение их в роковые, чуть ли не инфернальные силы, нацеленные на то, чтобы погубить поэта, — тоже дань романтизму, которую отдал и Пушкин, и многие исследователи его творчества.